Четверть века. Столько понадобилось времени литературе и периодике, чтобы кардинально сменить свое мнение о крымских усадьбах и их владельцах. Всего за четверть века рассеянные по территории Крыма, многократно перестроенные имения и их полузабытые, затерянные на страницах архивов и старых путеводителей владельцы перешли из небытия и презрения в популярность и известность. Об усадьбах написаны не просто статьи и тонкие книжки, этой теме посвящены увесистые труды красивых, богато иллюстрированных изданий и целые серии из нескольких отдельных книг.
Этот сложный путь книги прошли от тщательно взвешенных цензурой слов 30-х:
Хозяйничанье помещиков в Крыму в течение 100 лет привело крестьян к обезземеливанию; количество безземельных крестьян в Крыму является по сравнению с другими районами царской России исключительно высоким, достигая 47 % от общего количества крестьян.
Вот оборотная сторона прекрасных дворцов, построенных помещиками в Крыму. Блестящая показная сторона архитектурных форм и стилей не должна от нас скрывать истинную сущность вещей, истинный смысл хозяйничанья помещиков в Крыму, которое привело к разорению крестьян…
к почувствовавшим вкус свободы, равенства и безвозвратной потери словам 2000-х:
…читатели снова встретятся с благоуханным миром крымской усадьбы как образом жизни наиболее просвещённой части общества Российской Империи. Это был мир, в котором гармонично переплелись польза и красота, служение и отдых, миссионерство и просвещение.
Между этими двумя цитатами лежит пропасть не в прошедших десятилетиях, это пропасть в мировоззрениях, идеалах и попранной, бесполезно умытой кровью многих людей идее о равенстве всех и вся.
Однако даже в идеологически проверяемой советской литературе всё равно оставалось место для крымских усадеб. Чаще всего виною тому были не столько богатые и влиятельные владельцы имений, сколько их знаменитые гости. Примеров множество: усадьба Ришелье и Пушкин, имение Бороздина и Грибоедов, дворец графини Паниной и Толстой. Список можно продолжать долго. В качестве исключений встречаются упоминания об их именитых хозяевах: граф Воронцов, писатель Чехов (вспомним Белую Дачу в Аутке), последний царь России Романов и т.д. Иногда известное имя владельца имения или всего ничего пожившего в нём гостя становилось своеобразной «охранной грамотой», оберегавшей памятник архитектуры от полного и безвозвратного разрушения. Так, замок Кесслера стал известен, а может быть, даже потому и уцелел, благодаря приезжавшему в гости к дяде будущему «отцу минералогии» академику Ферсману. Так везло далеко не всем строениям и сооружениям. Имение Ксенофонта Федосеевича Ревелиоти, что стояло на берегу реки Кача в нынешнем селе Фурмановка (Актачи), не уберегло от полного разрушения имя Афанасия Фета, гостившего у бывшего однополчанина в 1879 году. Тем не менее, благодаря сохранившимся текстам и письмам Фета, доброй памяти жителей села Фурмановка, архивным данным и визуальным наблюдениям на месте словесный портрет окрестностей имения, самого имения и его хозяина всё же можно составить.
Имя отца Ксенофонта, Феодосия Ревелиоти (Теодосиос Ревелиотис), поручика Балаклавского греческого батальона с 1797 года и его же командира с 1809 по 1831 год, прочно вошло во все книги по истории Крыма. И виноваты в этом вовсе не военные заслуги командира. Хотя и они значительны: служил на русско-турецкой войне 1787–1792 годов, с 1807 года руководил приграничным контролем границ ЮБК от всё ещё висящей над Крымом опасности высадки десанта со стороны Турции, подавлял восстание, получил повышение до чина полковника, был награждён орденами Св. Георгия 4-го класса, Св. Владимира 4 степени и Св. Анны 2-й степени. В книгах же Ревелиоти упоминают чаще не как военного, а как скупщика земли. И немудрено: ему принадлежало огромное количество земель по всему юго-западному Крыму.
С 1808 года Феодосий Ревелиоти на своё далеко не низкое жалование начал понемногу приобретать земли на берегу реки Качи, которые со временем оформились в три крупных владения: Эвель-Шеих, Кучук-Яшлав, Актачи. В 20-е годы XIX века ему принадлежали южнобережные имения в Алупке, Ливадии, Ореанде, Мухалатке, Кучук-Кое, Симеизе, Кикинеизе, Мшатке. В 1833–1836 годах Феодосий Ревелиоти уже был одним из самых крупных землевладельцев в Крыму. Его собственностью являлись 15 058 десятин земли, которые приносили 120 тыс. руб. ежегодного дохода. Часть земель Феодосий Ревелиоти позже продаст. Правда, с огромной наценкой. Благо, на крымские земли вскоре пойдёт спрос и мода. Государственные земли этот грек частенько продавал государственным же служащим. Феодосий Ревелиоти продал земли в Алупке генерал-губернатору Новороссии (в которую, между прочим, входила Таврическая губерния), графу Воронцову. Дошло, например, до того, что купленные Ревелиоти по дешёвке у татар земли Ореанды были сначала проданы им графу Кушелеву-Безбородко, а уж потом у графа Кушелева-Безбородко приобретены… императором Александром I! Как видно, предприимчивости Феодосий Ревелиоти мог научить кого угодно.
Жило семейство Ревелиоти в Балаклаве, там же, где и служил отец. К слову говоря, об их доме тоже известно из описания. Его автор — гостивший у Ревелиоти в 1820 году Муравьёв-Апостол, дипломат и писатель:
Вотъ и теперь я нахожусь у заслуженнаго, израненнаго начальника Балаклавы и Греческаго бaталіона Ревеліотиса, какъ у себя въ домѣ; и точно такъ, сказывають, онъ всѣхъ заѣзжающихъ къ себѣ принимаеть ; радь служить всѣмь, что імѣеть; и вся семья его старается, какъ бы лучше угодить и чѣмъ бы лучше угостить. Чистенькій, веселый домикъ его стоитъ на концѣ города на восточномъ берегу узкоустой гавани, которая будучи стѣснена между двухъ высокихъ горъ, сходствуеть болѣе съ рѣкою нежели съ заливомь морскимъ. Противъ комнаты моей, съ южной стороны, я вижу на краю скалы, надъ самымъ устьемъ гавани, висящую Генуэзскую башню.
В радушном доме гостеприимного хозяина обитала большая семья — жена Феодосия Анна Мария, как написал бывший в гостях у Ревелиоти путешественник из Петербурга, писатель Гавриил Гераков (Гераки) «женщина умная, из фамилии Клендо», шестеро детей: две дочери и четыре сына. Феодосий Ревелиоти с заботой относился к своим детям и знал, что для них будет лучшим подарком на совершеннолетие. Когда сыновья Ф. Д. Ревелиоти подросли, стали самостоятельными, обзавелись собственными семьями, всех их отец наделил щедрыми земельными наделами. Петру, как старшему сыну, достался самый большой участок — Кантуган, Аристиду — земли Эвель-Шеих и Кучук-Яшлав, Ксенофонту — Актачи. Павел, самый младший сын Феодосия, совместно с братьями владел Коккозской дачей и землями на Южном берегу Крыма.
Богатый дар получил от отца Ксенофонт Ревелиоти. Хоть и не очень большой: «всего» 2000 десятин земли (примерно 21,85 кв. км.). По сравнению с площадью земель старшего брата Петра (имение Кантуган в Симферопольском уезде было площадью 4500 десятин) это было действительно не очень много. Сравнительно небольшая площадь надела компенсировалась плодородными землями, наличием воды для полива этих самых земель и разнообразностью ландшафта. Ландшафт был впечатляюще разнообразным и по-своему интересным. Впрочем, с тех времён он мало изменился. В низине извивалась, неся свои воды к морю, река Кача. В её пойме, на плодородных, увлажнённых землях можно было разбить приносящий неплохой доход сад. На плавно повышающихся речных бортах с водой тоже особых проблем не было: кое-где выклинивались источники, не нужно было рыть глубокие колодцы. Вокруг участка земли, некогда принадлежащего Ксенофонту Ревелиоти, — невысокие, протяжённые гряды, между которыми можно было расположить злаковые поля. Нераспаханные участки между грядами подходили под выгонные пастбища. Интересной была невысокая платообразная возвышенность, лежащая к северу от Актачи: её вершина и склоны кое-где поросли лиственным лесом, а в невысоких скалах чернело множество входов в неглубокие гроты природного происхождения. В них могли укрывать от непогоды хозяйские стада чабаны.
Сферическая панорама двухкамерного грота у села Фурмановка (Крым. Бахчисрайский район):
Полноэкранный режим включается двойным кликом (поддерживается не всеми браузерами) или нажатием на иконку
В центре всего этого природного великолепия уже тогда стояла небольшая татарская деревушка Актачи. Её историю исследователи отсчитывают от 1679 года. Название села связывают с профессиональной деятельностью его жителей: в придворной иерархии ханского двора так называли ханских конюхов.
Как это часто бывало и в русских имениях, экономию построили отдельно от уже существовавшего села. Отдельно господа, отдельно слуги. Главный двор имения Актачи располагался на правой пойменной террасе реки Кача. Река тогда текла по природному слегка извилистому руслу, описывая возле имения широкую петлю. От возможных подтоплений во времена половодья усадебный двор оберегало расстояние: до Качи в самом широком месте было более 100 метров. В центре двора помещался двухэтажный дом хозяев имения. Частично его внешний вид описан Фетом, гостившим у Ксенофонта Федосеевича Ревелиоти (об этом подробнее читайте ниже):
Небольшой, но весьма поместительный двухэтажный дом с подъездом со двора выстроен, очевидно, умелой и широкой рукой. В нижнем этаже расположены жилые, а вверху парадные комнаты. Дубовый потолок гостиной украшен посредине большою розеткой из золоченых металлических листьев аканфа. Стеклянная дверь выходит на балкон, висящий прямо над быстрыми струями Качи, заключенной в каменный арык, вращающий могучим падением воды мельничное колесо, но при закрытии шлюза орошающий все четыре десятины сада. И что это за сад смотрит вам в лицо! Какие тополи, кипарисы и орехи стоят тотчас же по другую сторону арыка, уносящего у ног ваших множество падающих в него яблок.
К крыльцу дома, у парадного входа на втором этаже, поднимались по примыкавшей к нему с двух сторон широкой лестнице. Центральная дверь второго этажа была высокой, полированного дерева, с массивной ручкой. В парадных комнатах второго этажа помещалась зала, в которой стоял рояль. Там же находилась большая библиотека. В кабинете хозяина имения находился большой архив писем. «Балкон, висящий прямо над быстрыми струями Качи» стоял на трёх стройных колоннах из монолитного белого камня. Под домом — просторный, объёмный подвал со сводами. Со всех сторон главный дом окружало множество характерных для тех времён построек: службы, конюшня, кухня. По периметру имение было окружено забором с висящими на каменных столбах въездными воротами.
В 1851 году Ревелиоти с почетом был уволен с воинской службы в чине ротмистра. Повоевать, правда, ему так толком и не удалось. На родине Ксенофонта ждала жена Марья Степановна и семейное имение Актачи. В обширном, поставленном на широкую ногу имении было много хозяйских дел. Некстати умер старший брат, Петр. Долгих 15 лет продолжалась судебная тяжба за имущество брата и семьи. Жизнь, однако, шла своим чередом. В фамильном имении рождались и росли дети. Их, скорее всего, было не меньше пяти: три сына (Николай, Владимир и Лев) и две дочери. (Владимир впоследствии пойдет по стопам деда и отца, поступит на военную службу. Закончится она для него чином генерал-майора российского флота и бегством в Грецию в революционные 20-е.). Пронесшаяся над Крымом Восточная (Крымская) война не принесла имению особых потерь и разрушений. Союзники только немного потрепали ближайших к морю соседей. Живя в имении Актачи, Ксенофонт Ревелиоти не был затворником. В гости, как писал сам Ксенофонт Ревелиоти «ко мне в деревню», летом регулярно приезжал из Севастополя бывший сослуживец, тоже грек, Александр Кази. Есть данные о том, что Ревелиоти был дружен с семейством Люстиха, крупного землевладельца из степного Крыма. Дочь Антона Люстиха — Анна была замужем за Владимиром, сыном Ксенофонта Феодосеевича.
Незаметно прошло тридцать лет. За огромные, назначенные к выплате судом долги, на имение было наложено запрещение. Началась продажа земель. Об этом говорят карты и данные из статистических справочников. На карте 1842 года усадьба Ревелиоти стоит в гордом одиночестве, трёхвёрстка 1865 года уже вся пестрит господскими дворами. 12 июля 1880 года, не выдержав потрясения, умер один из трёх оставшихся братьев Ревелиоти — Аристид. Жизнь в постоянных стрессах накладывала свой отпечаток на Ксенофонта Ревелиоти. Из молодого, активного мужчины он постепенно превратился в сильно уставшего от судейских разбирательств и возникающих в результате этого потрясений седого, стареющего главу семейства. Таким и застал его поэт Афанасий Фет.
В 1878 году Афанасий Фет решил написать мемуары. Возможно, желание написать воспоминания о времени его службы в Новороссийском крае возникло вследствие начавшейся в 1878–1879 годах переписки Фета с некоторыми сослуживцами, в частности с Феодосием Ревелиоти. Активизации памяти способствовала и последовавшая вскоре после начала эпистолярного общения встреча Фета в Крыму в сентябре 1879 года с Ксенофонтом Ревелиоти и Александром Кази. Не исключено, что именно эти события стали причиной появления первого чернового наброска плана воспоминаний.
Переписка Фета с Ревелиоти, как свидетельствует об этом «Летопись жизни А. А. Фета», началась 12 июня 1879 года и продолжалась чуть более года. Адреса Ревелиоти у Фета не было, его пришлось искать. Вскоре, через общих знакомых, адрес нашёлся. Последовало первое письмо:
Милый и дорогой старый товарищ и сослуживец! Ксенофонт Федосеевич, если память не изменила в отечестве. Сегодня у меня душе праздник, так как наконец-то я получил твой давно искомый мною адрес — от Александры Львовны Бржеской, с которой, как она мне говорила, воспитывалась твоя супруга. Наконец-то, после долгих, долгих лет, я могу от всего сердца пожать твою честную руку и поблагодарить за многое, о чем в настоящую радостную для меня минуту и говорить излишне и некстати.
К. Ф. Ревелиоти отозвался на письмо старого сослуживца сразу же после его получения:
Добрый товарищ, мой милый и дорогой Афанасий! Твое дружеское письмо расшевелило во мне лучшие воспоминания молодости — обнимаю, целую тебя крепко! Мне далеко за пятьдесят и уже лет тридцать как расстался с любимыми орденцами, но стоит промолвить мне словечко о вас, и я забываю все свои хлопоты, снова превращаюсь в юношу, готов шутить, резвиться и глупить, как бывало в дни давно минувшей молодости. <...> Саша Кази за лето несколько раз приезжает ко мне в деревню. <.> Еще на днях, говоря с ним о тех, кого из вас я бы желал видеть, в этом числе и ты был. И вот счастливая неожиданность, получаю твое письмо, узнаю, что ты приедешь. Везет, одно из моих задушевных желаний скоро осуществится, я расцелую тебя, моего славного товарища. <...> Приезжай, голубчик, поскорее, пока у нас в деревне хорошо, да смотри, Афанасий, прямо к нам, напиши телеграмму в Бахчисарай, приеду на вокзал взять вас. Будьте счастливы всегда. Еще раз целую тебя. Искренно любящий Ксенофонт Ревелиоти».
Письменное общение с Ревелиоти погрузило Фета, говоря его словами, в «море воспоминаний». Наконец, после долгой переписки, Афанасий Фет, сев на поезд с женой и другом детства Иваном Александровичем, в конце сентября 1879 года отправился в Крым.
Семья Ревелиоти не отступила от давних традиций гостеприимства и данных в письме А. Фету обещаний: по приезду гости были с уважением встречены, поселены, накормлены. Вот как рассказывает об этом сам Фет:
Но вот Бахчисарайская станция.
— Есть экипаж от Ревелиоти?
— Есть.
Проехав минут сорок по каменистой дорожке по долине Качи, мы въехали в каменные ворота прекрасной каменной, но видимо запущенной усадьбы, и застали на дворе самого хозяина видимо нас поджидавшего. Я тотчас его узнал, невзирая на его седые волосы. Он поспешил познакомить нас со своей женой, как и он, гречанкой, сохранившей еще явные следы красоты, а также и с милыми своими дочерями.
Ксенофонт Ревелиоти провёл давнему другу экскурсию по усадьбе. Её словесный портрет, вышедший из-под рук Фета, вы прочитали выше. Гость был в восторге от имения Ревелиоти. В мемуарах он писал:
«Вот где, думал я, человек может жить обеспеченно при наименьших со стороны своей усилиях. Конечно, и тут необходимо думать о поддержке сада, но что же значит работа на четырех десятинах в сравнении с нашими хозяйствами на тысячах десятинах». А между тем видимо беспечный хозяин говорил мне, что сад его был бы игрушечка, если бы он мог тратить на него 2 тысячи рублей в год. А хозяйка жаловалась, что не далее как нынешней весною торговцы давали ее мужу за нынешний урожай 20 тысяч рублей, но он не отдавал до самой осени, а теперь продал сад за 8 тысяч. «И так, — говорила она, — мы поступаем ежегодно».
По поводу восхищения моего Актачами хозяин сказал: «Это имение представляет только бедный остаток отцовского достояния. Отец наш, отставной генерал-лейтенант, мало-помалу приобрел почти все земли южного берега, которые, конечно, в то время не представляли своей настоящей ценности, и отец приобретал их у татарских владельцев, иногда выменивая на восточные ятаганы и сабли. Только со временем все эти имения, как Мисхор, Гурзуф, Ливадия, Ореанда и т. д., перепроданы им новым владельцам».
Нечего говорить, что после прекрасного обеда, венчанного самыми изысканными фруктами, мы в кабинете хозяина предавались нашим полковым воспоминаниям, и тут я узнал, что бывший наш товарищ, севастопольский грек, полковник Кази в настоящее время проживает в Севастополе в доме зятя своего, отставного капитана Реунова.
Прогостивши два дня у любезных хозяев, мы уехали от них с таким расчетом времени, чтобы иметь возможность осмотреть Бахчисарай и на другой день с утренним поездом уехать в Севастополь.
Вернувшись из путешествия по Крыму, Фет тут же вспомнил о гостеприимном товарище. В книге «Мои воспоминания» он напишет:
Узнавши от госпожи Ревелиоти, что в Крыму нет малины, жена моя по приезде в Воробьевку послала в Актачи пуд малины, приготовленной во всех видах. Но никакого известия о получении посылки не последовало, и я, напрасно написавши два письма к Ревелиоти, спросил старого Кази о причине такого молчания.
Однако в имении Актачи в это время происходили неприятные события. Мягко говоря, было совсем не до писем. 17 ноября 1880 года на письмо Афанасия Фета от Кази всё же пришёл ответ:
Дорогой Афанасий Афанасьевич, если Ревелиоти до сего времени на твои два письма не ответил, то это потому, что с того света не пишут, он вслед за его братом вскоре и сам умер; жаль очень его, но что же делать? Это участь всех смертных. Теперь же Марья Степановна, вероятно, уже несколько успокоилась и, если еще не писала тебе, то, наверное, скоро напишет.
Земли семьи Ревелиоти продавали за долги вплоть до навсегда изменившей ход исторических событий революции. Революция положила конец долгу семьи, а заодно дворянству и семейным имениям в целом.
Если вы дочитали текст до этого места, значит у вас в воображении уже сложился исторический портрет одной из малоизвестных усадеб Крыма. Само собой, при этом вполне мог возникнуть резонный вопрос: «Всё в прошедшем времени. Сохранилось ли что-то от всего описанного выше до наших дней? Стоит ли посещать Фурмановку в рамках похода или экскурсии выходного дня?». Для ответа на этот вопрос стоит вспомнить не столь далёкий от наших времён период истории государства, которого больше нет.
После революции и установления советской власти в Крыму имение Актачи стало частью одноимённого села на реке Кача. В 1929 году в селе был организован колхоз имени Будённого. Тут всё так же цвели сады. Всё так же рождались и умирали люди. Не было только в гостеприимной Качинской долине места для кулаков. В бывших господских усадьбах и имениях теперь хозяйничал обычный рабочий люд. Не стало исключением это и для теперь уже бывшего имения Ревелиоти. Вокруг экономии выросли новые жилые дома и подсобные помещения. Например, появилась кузница. На первом этаже господского дома продолжали жить люди. На втором этаже, в просторных барских комнатах разместилось управление колхоза и сельский клуб. Грянула война. Большую часть наследия Ревелиоти (книги, фотографии, альбомы, мебель) разграбили оккупанты. С освобождением Крыма во всё более ветшающий дом вернулся сельский клуб. Поменялось название села. Бывшая господская усадьба и её хозяйственные постройки всё более и более приходили в упадок. На смену идеологически неудобному помещению в селе был построен новый, по-советски просторный, однако совершенно безликий клуб. В один из дней теперь уже никому не нужный, старый, ветхий дом Ревелиоти сровняли с лицом земли, разобрав его до камня. Вскрыли и разграбили каменный семейный склеп, до тех пор одиноко стоявший на взгорке, среди плотных зарослей кустов сирени. Вокруг него появились первые дома. Растущему селу становилось тесно. Так завершилась переплетённая тонкими нитями судьбы история усадьбы Актачи, семейного склепа Ревелиоти с теперь уже чужой им Фурмановкой. Даже когда-то объединявшие их названия стали разными.
Окрестности села Фурмановка на гибридной карте Bing:
Теперь вы знаете, что от усадьбы Актачи, бывшего имения Ревелиоти, до наших дней уцелело больше воспоминаний, нежели стен. Что же теперь, не посещать Фурмановку, раз там ничего нет? Что вы! В окрестностях Фурмановки сохранился до наших дней прежний, практически не изменённый временем, весьма своеобразный ландшафт. Село, правда, выросло и стало более заметным на его фоне. Всё так же в окрестностях Фурмановки полно живописных гротов. Для того чтобы их найти, нужно быть настойчивым и не бояться трудностей. До сих пор стоит господская кухня и некоторые осколки служб. Изрядно, правда, перестроенные за прошедшие 150 лет. Частично сохранился подвал имения. Ещё сохранилась часть ныне не используемого, выложенного тесаным камнем арыка, по которому когда-то от Качи текли воды к мельнице или же на господские сады. А вот мельницы и старых садов давно уже нет. Живёт в селе память о «барине с, кажись, итальянской фамилией». Вам её расскажут живущие в Фурмановке представители третьего, а то и четвёртого и пятого поколений жители села. На взгорке, над шоссе, стоит и в наши дни полуразрушенный склеп Ревелиоти. Из центра его стен, потемневших от времени и лишайников, на вас взглянет тёмный прямоугольник входа. Стоит сделать пару шагов, и в тёмной, холодной сводчатой глубине склепа вы увидите светлый полукруглый пролом в противоположной стене. Отступит мрак, уступив место свету. В проломе — пятно ярко-зелёной травы на фоне голубизны неба. Весной вы почувствуете запах кое-где сохранившихся на горке у склепа кустов цветущей сирени. Жизнь продолжается. Продолжает нести свои, когда мутные и бурные, а когда чистые, прозрачные и неторопливые струи к морю река Кача. Теперь она стала ближе к имению на добрую сотню метров. В период половодья её воды то и дело вымывают в склонах изменённого, спрямлённого русла старые отёсанные камни и осколки черепицы. Всё то, что осталось от бывшего имения Актачи.