Ф.Ф. Лашков — учитель, учёный, чиновник, помещик

Фёдор Фёдорович Лашков родился 25 августа 1858 г. в селе Киперчены Сорокского (по другим источникам Оргеевского) уезда Бессарабской губернии России. Отцом мальчика был протоиерей, который закончил полный курс Киевской духовной академии и вместо карьеры поехал нести свет православия в деревню. Лашков-младший тоже чуть не стал священником и даже прошёл курс обучения в Кишинёвской духовной семинарии, но тяга к науке оказалась сильнее. В 1874 году он поступил на историко-филологический факультет Одесского (тогда он назывался Новороссийским) университета. В 1880 Фёдора Лашкова назначили преподавателем истории и географии в Симферопольскую мужскую гимназию.

Необычная природа и многовековая история Крыма покорила молодого учителя, стала источником вдохновения. Он посвящал свободное от работы время изучению литературы, исторических документов. Всего через полтора года, в 1881, в газете «Таврида» была опубликована его первая статья «Несколько слов об исторической судьбе Крыма». Фёдор Фёдорович быстро стал одним из лучших учителей гимназии, он заражал любовью к истории гимназистов, преподавателей. Энергия Лашкова, его исследования, статьи и лекции понравились учителю словесности, Арсению Маркевичу. Тяга к крымоведению передалась и к Арсению, в лице Лашкова он приобрёл друга и соратника по интересам. Директор гимназии, Григорий Тимошевский, поддержал увлечения друзей и помог им организовать археологический кружок. Тогда же в гимназии был открыт музей для сохранения археологических находок. По предложению директора, Лашков на базе сведений из архивных документов написал исторический очерк об этом учебном заведении.

Авторитет Лашкова как исследователя постепенно рос. В 1886 году он был настолько велик, что его даже пригласили на Археологический съезд в Одессу. Там Лашков прочитал реферат «О Бейлыках в Крымском ханстве». В 1887 году была основана Таврическая Учёная Архивная Комиссия (ТУАК). Председателем был А. Х. Стевен, правителем дел (учёным секретарём) единодушно назначили Федора Федоровича Лашкова. В этом же году вышел первый выпуск известий комиссии — ИТУАК. Редактором издания тоже был Лашков.

Этот период жизни был самым плодотворным и, наверное, счастливым, в жизни Лашкова. Фёдор Фёдорович учил гимназистов, писал статьи для ИТУАК и газет, принимал участие в собраниях комиссии, устраивал экскурсии для учеников. Фёдор Фёдорович стоит у истоков Центрального музея Тавриды, ведь он начался с небольшого Музея древностей при ТУАК. Лашков передавал туда находки, книги и документы ханской эпохи.

В первую очередь Фёдор Фёдорович известен как архивист. Но его интересы не были ограничены старинными документами. Совместно с преподавателями гимназии Х. П. Ящуржинским и А. О. Кашпар, он провёл раскопки на территории Западного некрополя Неаполя Скифского. Летом 1889 года, по поручению ТУАК, Лашков выполнил ремонт екатерининской мили возле Чоргуна, оградил её забором. При ремонте обнаружил три плиты с древнеармянскими надписями. Кроме того, в самой деревне его внимание привлёк бугор возле Чоргуньской башни. Фёдор Фёдорович провёл там раскопки и открыл следы древнего водопровода, который некогда питал водой башню. Одно кольцо водопровода он доставил как экспонат в музей Комиссии. Учёный выполнял раскопки и в последующие годы. В 1894 году раскопал 2 кургана в экономии потомственного гражданина Евпатории С. Ф. Агаркова «Тавкель-Нейман» (теперь это село Березовка Сакского района). Лашков раскопал погребение V в. до н. э. со скифским вооружением и сосудом кизил-кобинского типа,  описал его в одном из выпусков ИТУАК.

В 1890 году Фёдор Фёдорович представлял ТУАК на VIII Археологическом съезде в Москве. Он предложил проект преобразований губернских учёных архивных комиссий, показывал находки из раскопок «в лощине между Керменчиком (древний Неаполис) и Симферополем».

Деятельность исследователя была полезна и для гимназии, и для науки. Однако так считали далеко не все. Вскоре для Лашкова наступили сложные времена и большие перемены:

Такая кипучая и плодотворная дѣятельность Ѳедора Ѳедоровича должна была бы обратить иа него особенное вниманіе, но въ восьмидесятыхъ годахъ прошлаго столѣтія наступило крайне печальное время въ жизни нашей средней школы, когда живыя силы въ ней не встрѣчали сочувствія и поддержки, когда самостоятельныя твердыя убѣжденія педагоговъ преслѣдовались, а цѣнилась покладливость взглядамъ и даже капризамъ начальства, когда выдвигались «футлярные» педагоги. Подверглись опалѣ начальства и нѣсколько преподавателей Симферопольской гимназіи и въ числѣ ихъ Ѳедоръ Ѳедоровичъ, который послѣ цѣлаго ряда уколовъ самолюбію и обидъ былъ неожиданно переведенъ изъ мужской гимназіи въ женскую, что было тогда большимъ пониженіемъ. Ѳедоръ Ѳедоровичъ не могъ снести этой обиды, совершенно незаслуженной, оставилъ службу и уѣхалъ въ Одессу, гдѣ занялся дѣлами тестя и вскорѣ получилъ должность кандидата въ податные инспектора.
А. Маркевич

Фёдор Фёдорович переживал по поводу своего отъезда из Крыма. С болью и тоской писал он своим коллегам, в частности А. И. Маркевичу, о потере им педагогического рвения, утери тяги к творчеству. Очевидно, служба в налоговой инспекции внесла свои коррективы в его характер и жизненные устои.

В 1900 году он вернулся из Одессы в Симферополь, но это уже не учёный, а чиновник. Действительный статский советник Федор Федорович Лашков — так теперь называли бывшего учителя гимназии. Помимо службы, он был председателем «Симферопольского городского раскладочного по промысловому налогу Присутствия», состоял членом в «Симферопольском Уездном Комитете Попечительства о народной трезвости», был членом местного «Управления Общества Красного Креста». Агаркова, богатая жена Лашкова, вскоре умерла. Она оставила ему приданное и наследство.

Деньги и чин позволили ему бросить службу и выйти в отставку, уехать и долго жить в Париже. Там Фёдор Фёдорович нашёл себе другую жену, в этот раз парижанку. Один из журналистов того времени, Д. Д. Коломийцев, в 1907 году писал про Лашкова, что тот переродился из уважаемого учителя гимназии и краеведа в рантье и искателя любовных утех. Маркевич описывал характер друга так:

Ѳедору Ѳедоровичу присущи были вмѣстѣ съ большими достоинствами и недостатки и слабости. Онъ былъ горячъ, вспыльчивъ, неровенъ, несдержанъ, чѣмъ и отдалялъ себя отъ тѣхъ, кто его мало зналъ и понималъ, вмѣстѣ съ тѣмъ упоренъ и до крайности упрямъ. Но присущая ему, южанину, горячность легко и скоро проходила, и онъ снова становился добрымъ, веселымъ человѣкомъ, а упрямство его можно было побѣдить спокойствіемъ.

В начале Великой Войны, в 1914 г. Фёдор Фёдорович вновь возвращается в Симферополь. Чины и богатство не убили в нём интеллигента: он знал историю, консультировал молодых учёных, говорил на нескольких языках: русском, французском, возможно, на молдавском и крымскотатарском (хотя исторические документы ему переводил член ТУАК М. Биярсланов), одевался «как лондонский денди». Вскоре он устанавливает утраченные контакты с TУAK, возвращается к науке, хотя далеко не в прежнем объёме.

Под конец жизни Лашков, по выражению Маркевича «сделался весьма состоятельным человеком». В Крыму ему принадлежали: одноэтажный дом на ул. Дворянской в Симферополе, экономия с мельницей и лес в селе Чоргунь, имение с земельным участком в Мамаке.

Усадьба в Мамаке: по моде того времени

Историю имения Лашкова в Строгоновке стоило бы начать с года покупки земельного участка или постройки главного усадебного дома, мы же начнём с расположения, т.к. точные даты ни того, ни другого пока неизвестны. В архивах наверняка сохранились какие-то документы и планы, но мы оставим эту задачу тем, кто займётся  основательными исследованиями.

Справочники и карты тоже не вносят особой ясности в этот вопрос. В «Статистическом справочнике Таврической губернии» от 1915 года указано, что земля при деревнях Мамак Русский и Мамак Татарский (а это 1417 десятин) принадлежала двум землевладельцам: Лашкову и Кесслеру.

Вот ещё пара намёков на прежнего хозяина этих земель: старое русское название горы Мурун-Кыр — Лашковская гора; низина между этой возвышенностью и соседней горой — Лашкова балка.

Площадь самого имения, с учётом земли под постройками, парком и садом, составляла более 15 десятин. Участок отлично обозначен на верстовой карте 1890, виден прямоугольник построек и сад вокруг, но нет обычного обозначения усадьбы или экономии. К примеру, печально известная усадьба Джиен-Софу, Тотайкой Кесслеров и соседние имения на ней обозначены. Из этого можно лишь предположить, что Лашков стал владельцем участка в Мамаке не ранее первого десятилетия XX века. Тогда же, скорее всего, начали строить главный дом.

Бывшая усадьба Лашкова стоит на богатом водой участке земли, у подножия горы Мурун-Кыр, в 100 метрах от русла речки Малый Салгир. Раньше вокруг дома был большой парк. От него сохранились старые деревья: ели, тополя. Вместе с постройками служб (часть из них сохранилась, в том числе конюшня), усадебный дом образовывал прямоугольник. Воду для питья и хозяйства использовали свою: её брали из неглубокого колодца. Она была чистой и вкусной. Напротив главного дома — нерабочий фонтан с бассейном шестиугольной формы.

 Современный вид бывшей усадьбы Лашкова. Виртуальный тур из двух панорам (одна снята в воздухе):

Полноэкранный режим включается двойным кликом (поддерживается не всеми браузерами) или нажатием на иконку

Хоть участок, на котором стоит главный дом усадьбы Лашкова, наклонный, его не стали ровнять. На месте основания вырыли неглубокий котлован, а сам дом построили на высоком цоколе. Нижняя часть дома стала вместительным подвалом с надёжными коробовыми сводами. Прочный фундамент и подвал выдержали даже землетрясение 1927 года.

Здание усадьбы состоит из трёх частей:

• 2х этажный основной корпус с надстройкой-бельведером. Корпус сложной формы, с одной стороны к нему примыкает выступ, а с другой — терраса с выходом со 2 этажа;
• Одноэтажный, но с высоким чердаком, флигель-пристройка;
• Самая низкая, средняя, Г-образная, одноэтажная часть здания с крыльцом. Крыльцо было когда-то главным входом в дом, со стороны фасада на него поднимались по пристроенной к высокому цоколю лестнице. С парадного фасада эта часть здания немного закруглена. Изначально крыльцо окружала колоннада из пилястр и полуколонн. На неё, очевидно, опирался свес кровли. Потом её основательно перестроили и остеклили.

Стены усадьбы сложены из ракушечника и известняка. Углы и тёсаные элементы — только из известняка. Оконные проёмы с перемычками из бетона. Здание повёрнуто в сторону ЮВ, поэтому в ясные дни на парадный фасад всегда светит солнце. Архитектор сделал так специально, чтобы подчеркнуть пышность и богатство дома. Показать было что.

Главный фасад основного корпуса здания самый нарядный. Стены штукатурили два раза, последний раз набрызг. Плоскости украшают декоративные элементы: лепнина, ниши разных форм на 1 и 2 этажах, раскреповка. На трёх углах здания с надстройкой-бельведером — пилястры с раскреповкой.

Особый шарм усадьбе придают окна. Они прямоугольные, овальные, широкие и узкие, высокие и низкие, одно даже ступенчатое. Рамы деревянные, сохранились со времён строительства здания. Центральную часть первого этажа украшает трёхстворчатое окно с закруглённым импостом в типичном стиле модерн. Вокруг всех окон — декоративные наличники с лепниной в виде лент, завитушек, гирлянд. Наличник овального окна второго этажа обрамляет простая роспись.

Главный фасад украшают балконы. Самый большой из них опирается на две тонкие колонны с канелюрами. Кроме колонн, снизу литую плиту балкона подпирают два декоративных кронштейна с волютами. Пол балкона выложен плиткой. Сохранилась двустворчатая дверь. Ограждение, подпорки и стропила навеса над балконом — кованные, со сложным рисунком. Второй балкон — узкий, скорее декоративный, с выходом из башенки бельведера. Тоже с кованым ограждением, но без навеса. Пол выложен плиткой.

Флигель-пристройка тоже украшен, правда, не так богато, как главный корпус. Нарядная часть фасада смотрит в сторону нынешней улицы Набережной. Украшение этого фасада — два узких окна с полуколоннами, пилястрами и раскреповкой. Между ними — филёнки. По углам — пилястры с раскреповкой и лентами под карнизом. Карниз украшают сухарики (единственное место во всём здании, где они встречаются). Благодаря прямоугольным чердачным окнам под карнизом и пилястрам, эта часть здания кажется выше, чем она есть на самом деле.

Противоположный (дворовой) фасад флигеля и среднего корпуса украшены не так богато. Тут только пилястры, наличники окон, скромный карниз и раскреповка.

Крыша усадьбы не менее интересна, чем фасады. Большая её часть, в том числе стропила,  сохранилась в первозданном виде. Кровлю главного корпуса с трёх сторон украшает аттик-балюстрада. На трёх углах — небольшие обелиски с акантами. Кровля флигеля ограждена только аттиком и тумбами. Крыша покрыта кровельным железом и оцинковкой. Скаты надстройки-бельведера покрыты кровельной шашкой (чешуёй), верхняя часть, у шпиля, — кровельным железом. По углам бельведера, под карнизом, — декоративные кронштейны-волюты. Крышу среднего корпуса покрывает относительно недавняя оцинковка.

Забавно, что на крыше усадьбы Лашкова нет дымоходов. Нина Петровна Мочалина, бывший директор Строгоновского детского дома (работала с 1973 по 1994 год), рассказывала, что в подвале усадьбы когда-то стоял калорифер. За счёт этого обогревателя отапливался весь дом.

Внутрь дома попасть не удалось, поэтому ещё раз воспользуемся сведениями Нины Петровны, чтобы получить хоть какое-то представление об интерьерах.

Центральным помещением усадьбы был большой и высокий (не менее 4,5 метров) зал. Комнаты в доме соединены между собой коридорами. Спальню хозяев в советское время перестроили в помещение с бассейном (снаружи можно увидеть вентиляцию). Двери филёнчатые, тяжёлые и  высокие, покрыты множеством слоёв масляной краски. Полы на первом этаже покрыты кафельной плиткой — бежевой с тёмно-коричневыми разводами. На второй этаж ведёт каменная (мраморная?) лестница. В надстройку-бельведер с чердаком поднимались по винтовой металлической лестнице. На втором этаже полы деревянные, после ремонтов покрыты множеством слоёв советской масляной краски. Чердак был завален хламом, в том числе какими-то бумагами. Единственным украшением интерьера, которое сохранялось в усадьбе долгое время, были обои с характерным рельефом в виде звёздочек.

Для начала XX века, усадьба Лашкова была передовым строением. В ней соединились вкусы и технологии того времени. Учитывая ряд признаков, архитектуру усадьбы можно отнести к модерну. Этот стиль был моден в конце XIX — начале XX века. Может быть, это не чистый модерн, а его провинциальное подобие. Проводя аналогии, усадьбу можно сравнить с образцами симферопольской архитектуры конца XIX — начала XX века: особняком Динцера, домом пекаря Сердечного.

Дом, который не стал крепостью

В 1917 году Фёдор Фёдорович постоянно жил в своём имении. Вид трёхэтажной усадьбы тогда сильно выделялся на фоне бедных одноэтажных сельских построек Мамака. Для малограмотных сельских жителей, Лашков был не учёным, а лишь барином, у которого собственная земля,  трёхэтажный дворец с прислугой. После Февральской революции 1917 г. в Крыму настали смутные времена: анархия, двоевластие, разгул бандитизма. Возможно, жизнь в городе отвлекала Фёдора Фёдоровича от научных трудов (он писал статью для ИТУАК), поэтому он не послушался предупреждений друзей и предпочёл городской суете тихую, однако небезопасную деревню. Помимо самого хозяина и его жены, в имении жила прислуга: кучер и девушка-кухарка 15-ти лет. Само собой, прислуга жила отдельно от хозяев. Беспечность Лашкова вскоре обернулась бедой.

9 декабря 1917, в 6 часов вечера, 7 неизвестных в шинелях ворвались в помещение, где жили кучер и кухарка. Кучера они связали, а девушку заставили постучать в дом хозяев и сказать «Это я». Фёдора Фёдоровича застрелили прямо на рабочем месте. Жену задушили. «Товарищи солдаты» 5 часов громили имение. Денег не нашли, в итоге забрали бриллианты, вазы и… бельё. Бумаги, над которыми работал Лашков, изорвали, а чтобы замести следы преступления, устроили пожар, в котором сгорела библиотека исследователя. Следствие так и не установило, от рук каких именно бандитов погибла чета Лашковых. В 1917 году сделать это было почти невозможно.

Фёдор Фёдорович не дожил до 60-летнего юбилея всего год. Члены комиссии ТУАК с болью восприняли известие о его гибели. На заседании 14 декабря 1917 года Маркевич сообщил о его смерти и произнёс речь «Памяти Ф. Ф. Лашкова». Члены комиссии почтили память вставанием. Собрание постановило напечатать траурную речь в ИТУАК и поместить там портрет Ф. Ф. Лашкова. Однако последний так и не появился. Где похоронили историка и его жену до сих пор неизвестно.

За время научной деятельности Лашков написал более 50 статей и трудов. Без ссылок на его работы не обходится ни одна серьёзная книга об истории Крыма ханских времён. А. Непомнящий назвал его «одним из ведущих историков досоветского Крыма». Неизвестно даже как выглядел этот выдающийся человек. Снимок или портрет исследователя не найден; на странице в Википедии опубликован портрет учителя Лашкова по университету И. В. Помяловского.

Гибель Фёдора Фёдоровича и его жены не стала концом пути семьи Лашковых на крымскую Голгофу. В то время, когда в Мамаке чинилось страшное преступление, сын Лашкова — Даниил Фёдорович (1891 года рождения) учился в Париже, в университете Сорбонна. Скорее всего, он узнал о смерти отца и вскоре вернулся в Крым. Во-первых, оплакивать потерю близких ему людей; во-вторых, вступить в наследство. Относительно спокойной его жизнь можно было назвать только до 13 июня 1921 г. В этот день Даниила Фёдоровича арестовали. Согласно официальной информации, крупный помещик Лашков создал контрреволюционную организацию. Вместе с сообщниками, он вербовал людей в партизаны (бело-зелёные, как тогда говорили), открыл явочную квартиру, помогал снабжать их деньгами. Быть может, так и было, вспомним про «товарищей солдат», которые зверски убили его отца. Для новой власти Лашков был богатым помещиком — достаточный повод для ареста в то страшное время. 12.09.1921 г. Коллегия КрымЧК приговорила руководителя и 10 участников «организации Лашкова» к смерти. Его расстреляли  15 сентября 1921 г.

Как помещичья усадьба детдомом стала

Временной отрезок с 1917 по 1924 год — белое пятно в истории усадьбы Лашкова. Возможно, в это время в здании был ремонт после пожара.

Из-за революции, красного террора и голода на Крымских улицах было полно беспризорников. Властям не нравилось такое положение дел. В феврале 1919 по предложению В. И. Ленина был создан Государственный совет защиты детей под председательством А. В. Луначарского для проведения комплекса мероприятий по охране подрастающего поколения (декрет от 4 февраля 1919, СУ РСФСР, 1919, № 3, ст. 32). По различным данным, в 1923 году число детей, которые нуждались в немедленной помощи государства, составляло от 2,5 до 4 млн. человек. В 1924 в детских домах находилось уже 280 тыс. детей. Не стал исключением и Крым. Во всех городах полуострова стали открывать детские дома. В 1924 году в пустующем здании бывшей усадьбы открыли «Мамакский школьный детдом имени Ленина» или «Коммуну им. Ильича». В детском доме жили сироты от 3х до 16 лет. Жизнь в детдоме строилась на самообслуживании. Рядом с поместьем был свой сад и огород. Детей приучали к труду с раннего возраста. Строительство нового государства было невозможным без покорных тружеников «светлого коммунизма».

Начало войны воспитанники встретили в детдоме. После мобилизации части мужского населения Крыма в Красную Армию, бригады из старших ребят по мере сил помогали соседним колхозам в полевых работах. После взятия Перекопа, детей спешно эвакуировали в Краснодарский край. В Керчи они попали под бомбардировку, чуть было не погибли.

Дети вне национальности, религии или языка

На улицы крымских городов пришли оккупанты. Вместе с собой они принесли горе, смерти и детскую беспризорность. 15 ноября 1942 в бывшей помещичьей усадьбе в Мамаке был вновь открыт детдом. На этот раз под началом оккупационных властей. Заведующей назначили Марию Станиславовну Прусс. Помимо заведующей, в детдоме работали воспитатели, медсестра и бухгалтер. Наверняка был и повар. Из материалов оккупационной прессы известно, что на момент открытия в детдоме было 96 детей. Автор газетной заметки умалчивает о том, что это были дети партизан, коммунистов, расстрелянных евреев. Одних подобрали на улице, другие пришли сами, третьих направили службы социального обеспечения. Тогда в детдоме было три группы детей: ясельная, дошкольная и старшая. 12 детей посещали школу. Воспитание было советское. Как и в советском детском доме, дети помогали на кухне, в столовой, с доставкой продуктов. У детдома был свой скот (овцы) и лошади.

До назначения в Первый детский дом в Мамаке (так он назывался при оккупантах), М. С. Прусс была заведующей симферопольского детского дома №4. Имя этой энергичной, крупной женщины с польскими корнями, навсегда вошло в историю Крыма благодаря её гражданскому подвигу. За время работы в Мамаке, Мария Станиславовна спасла от верной смерти 25 еврейских детей.

В 1943 году воспитателем в детский дом устроилась молодая девушка — Вера Александровна Ибраимова. В интервью газете «Крымская Правда» она рассказывала:

Заведующая детским домом — Мария Станиславовна Прусс — спасла многих детей, особенно еврейских из смешанных семей, родителей которых расстреляли. Немцы приходили в детдом и искали мальчиков с обрезанием. Тогда заведующая научила их говорить, что они — мусульмане, имена давала татарские, говорила, что ребёнок глухонемой или плохо разговаривает, только чтобы их никто не трогал.

Помимо крымскотатарских имён, Мария Станиславовна давала спасённым еврейским детям русские имена и фамилии. Один раз в детдом доставили 5-летнюю девочку по имени Белла Каплан. Вот как о ней пишет сама Мария Станиславовна:

Была доставлена в детдом немецкой полицией с тем, чтобы на другой день забрать её для  отправки в гестапо для уничтожения. Пришли за ней через неделю. Я сказала, что девочка  в больнице, что у неё дифтерит и что она при смерти. Они поверили и ушли. Через две недели гестапо с «душегубкой» приехало снова за ней. Я ответила, что девочка умерла и предъявила им акт о её смерти. Акт был составлен мной, воспитателем и медсестрой. Они  потребовали показать им могилу, где похоронена девочка. Не растерявшись, я ответила,  что могу им показать могилу. Приехав на кладбище, я показала им первую попавшуюся могилу. Они поверили и уехали удовлетворённые.  Девочка же жила совершенно здоровенькая под фамилией Каталупенко Зоя в детском доме полтора года, потом она  была переведена мной в женский дом и там отдана на усыновление.

В августе 1943 количество детей увеличилось: в него перевели часть девочек из расформированного детдома №2. В июле 1943 в Мамакском детском доме было уже 110 воспитанников.

Как бухгалтер заведующей приказывал

История усадьбы в Строгоновке напрямую связана с подпольщиками и партизанами. В детдоме работал бухгалтер по фамилии Боснаев (известен ещё под псевдонимом — Сорокин). Боснаев руководил подпольной группой, которая работала в крымскотатарской среде. В неё входили Усеин Усеинзаде, Осман Зейтуллаев и Эмирамет Сейдаметов. В октябре 1943 Боснаев обратился к Ямпольскому с предложением установить связь и наладить агитацию с целым рядом крымскотатарских деревень и организовать переход добровольцев с оружием в руках к партизанам. Тогда в леса ушли и воспитанники детского дома:

Когда старшие воспитанники детдома ушли в лес к партизанам, и скот также был передан  мной  партизанам (по заданию Боснаева, который работал под кличкой Сорокин), в детский дом прибыл карательный отряд СД. Избив коллектив, с требованием назвать партизан и лицо, выдавшее лошадей и скот партизанам, ничего не добившись, отряд СД ушёл, выгнав всех мужчин (в том числе воспитателей и бухгалтера) из Мамака. Меня сняли с работы, как не обеспечивающую постановки воспитательной работы, отдел соцобеспечения (зав. Балжи), а дети были срочно вывезены  из Мамака в город и переданы в более надёжные руки.
Все это произошло в ноябре месяце 1943 г.

Получается, что бухгалтер приказал (в документе «дал задание») заведующей отдать скот неизвестным? Нонсенс, но только не в годы войны.

Дальнейшая история бухгалтера-подпольщика печальна. Организация Боснаева действовала до апреля 1944 г. Подпольщики передавали партизанам сведения о местоположении вражеских солдат, огневых точках, минных полях. Позже большинство членов присоединилось к партизанам. По навету предателя, в апреле 1944, за месяц до освобождения Крыма от захватчиков, каратели схватили Боснаева, 46 подпольщиков и партизан. После пыток и издевательств, их казнили.

Старое здание, новое название; старое название, новое здание

В 1944 году, после освобождения Крыма от захватчиков, в опустевшее здание старой усадьбы вновь вернулись дети. Кроме тех, что вернулись из эвакуации, к детям добавились новые воспитанники: дети погибших за годы оккупации. Тогда в детдоме насчитывалось порядка 200 детей (!). С 1944 года Мамакский детский дом стал Строгоновским школьным детским домом.

А что же насчёт Марии Станиславовны Прусс? В крымском архиве сохранилось благодарственное письмо родной сестры одной из спасённых девочек, справки и пояснительные записки о работе Марии Станиславовны в период с 15 ноября 1942 по ноябрь 1943. Сохранился список спасённых ею детей. Писали о подвиге заведующей и газеты. Вот только о дальнейшей судьбе М.С. Прусс нет сведений. Если стала героем, почему в честь неё не назвали улицы городов или посёлков? Если прошла молох репрессий, почему ничего не известно об её дальнейшей судьбе? Или как всегда, польские корни и «сотрудничество с оккупантами» затмило в глазах НКВДшников великий подвиг простого человека, готового идти на риски и смерть ради других? Эти вопросы ещё ждут, пока на них ответят честные, беспристрастные исследователи.

В 1982 году, во время руководства Нины Петровны Мочалиной, для детского дома построили новое типовое здание на 100 мест для 10 возрастных групп.

В 1994 детдом отметил 70-летний юбилей. В память об этом выпустили небольшую серию значков.

После строительства нового здания, ветхий усадебный дом в Строгоновке пустует и используется как склад имущества.

 Строгоновский детский дом на карте Bing: